Итак, 22 августа 2го года Робинзон Крузо встал пораньше, в полдень. Голову слегка штормило. Сделав несколько глотков бухла, он вспомнил, что сегодня – особый день, начало великого похода. Пока не иссякла решимость, а дорогой читатель согласится, что променять дом с туалетом и уютный кабинет в своем собственном правительственном здании на тяготы пути – тот еще выход из зоны комфорта, Робинзон сжал зубы и молча собирался. Он нарезал вяленого мяса, собрал десяток бургеров, фруктов, взял ружье, пули, порох, три бутылки бухла и компас, на котором, увы, не был обозначен туд, и вышел из дома.

Перед домом собралась толпа людей и десяток козлов. На него бросали полные надежды взгляды. Если кого-то такие взгляды окрыляют, то на Робинзона они подействовали прямо обратным образом: ему стало ссыкотно. Захотелось сказать, мол, я передумал, еще не время, мы найдем другой способ гнать самогон. Хотелось, но кого бы он этим обманул? Так уж вышло, что приняв должность Губернатора, он принял и сопутствующие лидеру проблемы – все, кто шел за ним, должны были верить в его исключительность, храбрость, находчивость. Именно поэтому древние рыцари первыми шли в бой – никак иначе свою исключительность доказать они не могли.

- Удачи тебе, Губернатор! Найди нам виноградник! – крикнул кто-то из толпы, кажется Максимка. Козлы тоже выкрикнули что-то ободряющее. Крузо натянуто улыбнулся, и отправился в путь.

Поднявшись на первый холм, с которого можно было видеть как дом, так и поле с козьим загоном, он обернулся. Казалось, что уходит он навсегда. Старательно смахнув слезу и плохие мысли, Робинзон потопал не глядя на компас. Он уже уверился, что Туда по компасу не прийти. Чтобы найти Туд, надо было мыслить как Туд, то есть идти совершенно в неизвестном направлении. Обеспечить это можно было лишь одним способом, и Робинзон достал бутылку и сделал первый глоток.

Здесь, дорогой читатель, в рукопись Робинзона вложены листы от некоего другого персонажа. События в них описываемые, судя по всему, происходили в это же время, описывая часть Великого Похода с другой точки зрения. Я планирую вставлять их по ходу действия, так как я, кажется, смог разобраться и восстановить время.

Итак, Тарзану сегодня не везло. Он трижды выслеживал диких кабанов, но те от него неизменно убегали. Один раз он застал уже пиршество гиен, распугал их диким воем, но доедать их добычу побрезговал. Хотя, признавался он сам себе, если такая череда неудач продолжится, то в своей диете он снизойдет до фруктов, орехов, котлет или чего там еще росло на деревьях, а от этой пищи его тошнило не меньше, чем от гиеньего запаха.

Пока он так размышлял, сидя на верхних ветках дерева, его чуткий слух различил тихий звук. Звук соответствовал движению, это Тарзан знал. Движение значило живое существо. Живое существо, как он решил, могло быть добычей. В нем взыграл инстинкт, и царь джунглей бросился в сторону далекого источника звука, прыгая с ловкостью пантеры и грацией обезьяны по среднему слою ветвей.

- Любо, братцы, любо, любо братцы жить! С нашим самогоном не приходится тужить! – ветер доносил до него непривычные звуки. Это не было повизгиванием кабана, блеяньем коз или кудахтаньем кур. Но, в то же время, не совпадало ни с ревом гиен, ни с рычаньем льва, ни с воем волка. А значит, рассуждал Тарзан, это вполне могла быть неизвестная до сего времени порода добычи.

И вот он добежал до опушки. На ней, по кабаньей тропинке, вышагивало некто. По виду оно напоминало Тарзана, как он видел себя в отражениях в воде, однако более безобразное, грязное, покрытое шкурами других животных. Вечер доносил до него запах пота, испражнений и чего-то очень мерзкого. Сожрать такое? Но царь джунглей был очень, очень голоден.

Сейчас он спрыгнет на ничего не подозревающую добычу, повалит наземь и защекочет до смерти – самый жестокий способ убийства, который он знал. Уважаемый читатель, слышал ли ты когда-нибудь смех умирающего от щекотки кабана? Если нет – попробуй такой способ охоты, и, если ты будешь, как и Тарзан, обладать силой льва и изворотливостью змеи, то кабан не вырвется, не убьет тебя, а ты сможешь нежно щекотать его до самой смерти. Тарзан был уверен, что мясо жертвы, погибшей такой смертью, вкуснее в разы.

Итак, царь джунглей изготовился к прыжку, но тут добыча полезла в рюкзак и достала оттуда какую-то стекляшку, внутри которой плескалась жидкость, открыла ее, и сделала глоток. Что это? Что это? Чувство голода на время умолкло, сменившись любопытством. Тарзан до смерти любил всякие безделушки.

Робинзон запомнил этот момент на всю жизнь. Он шел два дня, дико устал, и подбадривал себя песнями. Только что он сделал первый глоток из последней, третьей бутылки, смачно рыгнул, потянулся за бургером, чтобы закусить, как на него сверху грохнулось что-то белое и волосатое.
На нем сидел незнакомец, который, определенно был человеком, только голым. В его глазах мелькало выражение людоеда.

- Мамочка. – только и смог произнести Робинзон. Ему страшно захотелось лечь в свою кровать, и забыть это, как страшный сон.
Незнакомец посмотрел на него с любопытством.
- Мамочка. – повторил Робинзон. Какого эффекта он ожидал, он и сам не знал, но эффект был.
- Тарзан. – сообщил незнакомец и протянул руку. В руке у Робинзона была бутыль, но он ее протянул, чисто рефлекторно.

Незнакомец, который, судя по всему, умел говорить, хотя и не очень понятно, на каком именно языке, широко раскрыл глаза, и уставился на бутыль. Пять литров спирта. В голову Робинзона закрались мысли, что тот заинтересовался именно бухлом. Его. Последним. Бухлом. Уже забыв про страх смерти, Робинзон крепче сжал горлышко бутыли и попытался убрать ее за спину. Но, уважаемый читатель, ты наверняка понимаешь, что спрятать что-то за спину, когда ты на ней лежишь, придавленный сверху сотней килограмм мышц, не так уж и просто.

- Откуда ты взялся? – наконец решился спросить Робинзон. Вопрос был, скорее, риторическим, ответа на него он не ожидал. Однако, напрасно.
- Оттуда. – сообщил незнакомец, не отрывая взгляда, и махнул рукой куда за свою спину.

При этом тот не отрывал от бутыли взгляда, а Робинзон – руки. Что-то сейчас произойдет, подумал Крузо. И произошло. Ловким движением голый человек вырвал бутылку у него из руки, словно отнял игрушку у младенца, взвыл, побил себя левым кулаком в грудь, и, мгновенно запрыгнув на дерево, исчез в листве.

Еще долго Робинзон орал на весь лес в общем, и на вороватого дикаря в частности. Как же жаль ему было потерять пять литров первоклассного спирта! Однако, незнакомец наконец показал ему, где же находится Туд. Туда Робинзон и отправился.

Пока он шел, он трезвел. Невыносимо трезвел, мучаясь жестким похмельем. Робинзон припомнил, что за два года на острове он не пил ровно ноль дней. Этот грозил стать первым, и далеко не последним. Ужасная, невыносимая перспектива. Но потерять направление туда было страшнее. И он шел, старательно не отклоняясь от указанного пальцем незнакомца пути.

И вот, сутки спустя, он вышел к морю. К чудесному, золотистому, играющему в лучах рассвета морю, в котором сонные черепахи планомерно поедались раньше проснувшимися крокодилами, а чайки собирали выплеванные последними панцири, и строили из них гнезда в прибрежных скалах. Он нашел Туд. И Туд был прекрасен.

Робинзону стало так хорошо, как не бывает хорошо ни одному человеку с похмелья, он захотел закричать, и он закричал.
- Я пришел туда!
- Дурак, дурак, дурак… - эхом отозвались скалы. Робинзон показал им фигу, и скалы послушно заткнулись. Только крики чаек да жамканье челюстей крокодилов прерывали тишину. Уставший Робинзон упал на траву у самого берега и блаженно уснул. И вновь снились ему выпитые бочки, но в этот раз они его не пугали, он пересчитывал их, нежно поглаживал, а на душе было легко.