Еще не открыв глаза, Робинзон сделал неожиданное открытие: глюковин не вызывал похмелья. Его голова была свежа, словно после баньки. Кстати, стоит построить баньку. С этой радостной конструктивной мыслью он уже вознамерился открыть глаза, как прямо на веко упало что-то склизкое. Вытерев нечто, он глаза открыл, и обнаружил над собой попугая, до самых перышек хвоста похожего на его вчерашний глюк. Глюк был явно разочарован тем, как Робинзон уничтожил его произведение искусства, даже не дав им насладиться.

- Пр-ривет, глюк. – пробормотал Робинзон, поднимаясь. Птица отвернулась и обиженно крякнула. Ну и ладно.

Наскоро перекусив последним бургером и яблоком, равно как и тем, что бог послал, а послал тот кокосовый орех прямо в лоб Робинзона, друзья двинулись на запад вдоль моря. Путь был непрост, ведь приходилось следовать каждому изгибу, спускаясь к песчаным пляжам, поднимаясь на скалистые отроги, продираясь сквозь джунгли – всё потому, что предусмотрительный и опытный путешественник Робинзон не хотел потеряться в пути. Не будь глюк на него обижен, он бы показал ему ровно на запад идущую слоновью тропу в ста метрах от берега, но, как дорогой читатель уже и сам понял, тот делать этого не стал из вредности.

К обеду Робинзон услышал вдали на западе нечто, напоминающее звуки там-тамов, по крайней мере именно так он себе их представлял. Как очень рассудительный человек он предположил, что где барабаны – там люди, а где люди, там опасность. Как очень осторожный человек он решил разведать обстановку, чтобы незваные гости не застали врасплох его друзей и народ. В общем, резюмируя, Робинзон стремглав бросился на звуки. Попугай сидел на его плече и махал крыльями, словно помогая тому ускориться.

Через полчаса он выбежал к кустам, ограждающим его от очередного пляжа, где под ритмический рэп, доносящийся из дымящейся от жары магнитолы, вокруг костра прыгали с полсотни чернокожих мужчин в набедренных повязках и малиновых пиджаках, с золотыми цепями вокруг шеи и с пейджерами на поясе. Дикари стреляли в воздух из автоматов узи в такт ужасной музыке. Этот рев неопытный Робинзон и принял за там-тамы.

Наш герой сразу понял, кто эти люди. Это было Сборище Шумных Аборигенов, или же США, как он их коротко обозвал. Судя по тому, что еще трое чернокожих валялись связанными возле костра, эти братки только что вернулись с разборки, где захватили в плен членов другой организованной преступной группировки, и сейчас готовились к церемонии допроса. Честно говоря, судьба каких-то малиновых дикарей не шибко волновала Робинзона, но налицо было вопиющее нарушение суверенитета Барбадоса. В общем, он рассвирепел, мысленно объявил в стране военное положение, и стал пыхтеть и размышлять о том, как бы всех этих негодяев перестрелять. А уже одна их музыка и танцы, дорогой читатель, этого стоили.

Но вот началась процедура допроса. Устроившись в кустах и глядя в бинокль, Робинзон разглядел, как с земли подняли высокого и худого пленника. В целом, он был таким же по всем параметрам, как и его палачи, но вызывал сочувствие у Робинзона, так как тоже был врагом США. Допрос вел маленький хиленький старичок с огромным седым ирокезом на всю голову. Он сорвал с пленника обе его золотых цепи, чем вызвал у того крик унизительной боли. Враги улюлюкали, и, поздравляя друг друга по вражеским пейджерам, хлопали в жирные вражьи ладони.

Но на этом пытки не прекратились. Старичок-садист снял с пояса пленника все три его пейджера, раздавил их на камне, потом обрил ирокез у того на голове, затем сорвал с пленника пиджак и бросил в костер, потом нашарил на спине несчастного татуировку Моны Лизы и выжег ее каленым железом. При всех этих пытках пленник корчился, выл и вопил, а в конце, не вынеся страданий и унижений, пошел в воду и утопился. Толпа бесновалась, поздравляла палача. Робинзон, в жизни не видевший такой жестокости, был вне себя от ярости.

После минутной передышки, подняли второго пленника. Он был стар, почти как палач, и потому захлебнулся в слезах и соплях уже при попытке снять с него единственную цепь, и умер, не доставив врагам удовольствия. Толпа неодобрительно выла. Палач разводил руками, словно извиняясь. Робинзон почти плакал от жалости к бедняге.

И вот настала очередь последнего пленника. Тот был толст, лыс, но держался стойко. Он не пикнул, когда с него сорвали обе цепи. Не проронил ни слезинки, когда его пейджеры растоптали вражьи пятки, стерпел, когда его пиджак горел малиновым огнем в злостном вражьем костре, но стоило палачу прикоснуться к его солнечным очкам, как пленник завопил.

Тут уже не выдержало сердце Робинзона. С ружьем и попугаем он выскочил на пляж и стал палить в воздух и орать благим матом. Чернокожие, первый раз видевшие такое допотопное оружие и в первый слышавшие такие замудренные выражения, перепугались, но, чтобы этого не выдать, достали жвачки, надели наушники плееров и стали делать вид, что это их не касается. Один только палач стоял между Робинзоном и пленником.

Оттолкнув мерзкого старика в костер, отчего тот обиделся и сиюминутно скончался, Робинзон схватил за руку толстяка и потащил за собой в джунгли. Тот особо и не возражал. Судя по всему, у братков были обычные жевательные резинки, так что через минуту после того, как убегающие скрылись в кустах, вкус у жвачки закончился, враги осознали, что произошло, и, стреляя в воздух и вопя, бросились в погоню.

Как мы уже помним, дорогой читатель, в минуты опасности Робинзон умел бегать очень быстро, но тут он буквально тащил за собой двухсоткилограммового спасенного, так что пара быстроногих врагов их всё же настигла через три или четыре километра. Увидев направленный на себя мушкет Робинзона, те поняли, что они проиграли, и стали быстро пытаться сожрать свои пейджеры, чтобы те не достались врагам. Это было непросто, их зубы скрежетали по пластмассе, но пока что ничего не выходило.

Толстяк подбежал к врагам и стал срывать с них цепи, от чего те, обидевшись, скончались на месте.
- Надо их закопать. – грустно молвил Робинзон, и толстяк кивнул.

На скорую руку они выкопали яму, бросили в нее тела незадачливых бегунов, и закопали, присыпав сверху листвой. Толстяк притащил длинную жердь и воткнул рядом с могилой. Да, уважаемый читатель, я тоже сначала подумал, что это ритуал какой-то. И Робинзон, судя по всему, подумал аналогично.

- Это ритуал какой-то? – спросил он у толстяка.
- Да нет, - ответил тот, - это чтобы найти их потом, прийти и докрошить их пейджеры.
Робинзон был возмущен до глубины своей цивилизованной души. Какое дикарство! Какое невероятное варварство! Что за нравы!
- Как же тебе не стыдно, уважаемый спасенный! – начал он проникновенную речь, - Ведь спас я тебя от таких же пейджероломов не для того, чтобы и ты попирал законы божьи, не для того, чтобы опуститься столь же низко, как и те, кто тебя пытал, и друзей твоих до смерти замучал! Неужто тебе не стыдно?

Читатель понимает, что цензуры ради я заменил оригинальную речь Робинзона на ту же по смыслу, но лишенную большинства фразеологизмов, недопустимых в приличном обществе, отчего речь сократилась с получасовой до пары предложений. Возможно, так и лучше. Однако, вернемся к действию. Всё время, пока Робинзон толкал речь, толстяк виновато сопел и хныкал – прозрение наваливалось на него огромным камнем, имя которому – культура. А в конце речи он подошел к Робинзону и протянул ему руку.

- Я – братан Пятница из племени Моторола. Мой отец тоже был Пятницей из племени Моторола. Он был крут, и я думал, что я крут. У меня были цепи, пиджак, пейджеры, даже свой челн. Но вот я здесь, без своих цепей, без своих пейджеров, без своего пиджака, у меня остались лишь очки, но и их я могу подарить тебе.

Робинзон расчувствовался. И что же сказать в ответ? Он пожал руку Пятнице и долго смотрел тому в глаза.
- Я – братан Робинзон. Мой отец тоже был братан. Он никогда не был крут, но всегда был пьян. И я никогда не был крут, но всегда был пьян. А сегодня я впервые трезв, но я зову тебя с собой туда, где мы можем бухнуть.

После этих слов новоиспеченные друзья дружно побежали в сторону Центрограда, надеясь, что Большая Карательная Экспедиция недолго будет шарить по окрестностям, никого не найдет и отчалит на свой остров. Забегая вперед, сообщу тебе, читатель, что так и произошло: активно и под музыку пошарив по лесу неделю, аборигены проголодались, да и в целом забыли, чего или кого они ищут, и попросту уплыли. Потому что в любом проекте важно не подменять результат процессом.