Интервью у Алекса Громова, "Книга должна вызывать споры"
07/10/2025
18+
Предложенный текст произведения может содержать сцены насилия, курения или сцены с сексуальным подтекстом. Продолжая чтение, вы подтверждаете, что вам 18 лет или более. Автор не призывает курить и напоминает о вреде курения. Сцены курения отражают позиции героев произведения, а не позицию автора.
  • Алекс Бертран Громов
    Зачем вообще нужны фантастические герои? Чтобы у людей была мечта, предмет для подражания? Или для чего-то большего? И чего именно?
  • Майк Манс
    Я бы несколько перефразировал вопрос: «Зачем вообще помещать героев в фантастическую, выдуманную среду?». Дело в том, что, в силу инстинкта, человеческий мозг склонен выделять для себя факторы опасности и возможности добычи ресурсов.

    Слава богу, не у каждого в жизни бывают встречи с хищниками, убийцами. Однако, мозг не в состоянии отличить выдуманную историю от реальной, поэтому читая книгу мы как бы обманываем его, выдавая это за реальные события. Мозг увлекается — ему интересно знать, какие же риски подстерегают нас, и какие решения возможны.

    Детективы, приключения, драматургия хорошо отвечают за ситуации, в которых риски и награды возникают для индивида, но слабо демонстрируют последствия для всего человечества. Фантастика же создает образы, в которых герой вынужден решать проблемы всей расы. Этот обман мозга является нашим эволюционным преимуществом – человек через выдумку познает возможное дерево событий. А потом старается избегать событий, которые ведут к катастрофе, и стремиться к тем, которые ведут к утопии, то есть, светлому будущему.

    Поэтому да, фантастические герои – цель для подражания, или избегания, если риски слишком велики. А так как утопия бесконечно далека, эта цель становится мечтой одного человека и двигателем прогресса человечества в целом.
  • Что по-хорошему нужно, чтобы написать роман? Замысел, доскональное знание описываемых реальностей, наличие вдохновляющих персонажей и локаций?
  • Описываемая реальность – лишь инструмент в помощь мозгу, чтобы тот поверил в историю. Ключевым является идея, замысел — то, о чем именно автор хочет рассказать. Можно, конечно, взять и чужую, избитую идею, но лучшие романы несут в себе нечто, способное расшевелить сознание – революционную мысль, которая будет раздражать, потому что она не укладывается в то, что ты знал до этого. Такие идеи, заставляя нас думать, приводят к изменениям.

    Цитата из «Юной Расы», второй книги трилогии «Согласие»:
    «- …Плох тот философ, чья философия всем нравится — значит, он идёт на поводу у толпы. Философ должен раздражать…
    — …По мне, то, что раздражает — не станет популярным, а как тогда идея сможет покорить мир?
    — Яркий свет слепит, человек закрывает глаза, отворачивается. Но яркий свет освещает всё вокруг, и без него вы не узрите ничего вообще. Не смотрите на свет, смотрите на то, что видите, благодаря ему…»

    Книга должна вызывать споры, потому что в споре рождается истина. И герои книги должны наглядно демонстрировать это, споря и мучаясь сомнениями.
  • Чем отличаются герои вашей трилогии? И как они меняются по мере разворачивания сюжета?
  • Персонажи книги – отражение автора, они — главное, а всё остальное – лишь фон для их действий и мыслей. Мне ближе не какие-либо «избранные» герои со сверхспособностями, а просто живые, настоящие. Начав писать роман, я хотел сделать отрицательными нескольких человек из марсианской восьмерки (не буду говорить, кого именно), но по ходу написания герои сопротивлялись – они не хотели идти на поводу у сюжета, они его формировали. Пришлось уступить.

    Никто из нас не видит в себе робота, способного лишь четко следовать долгу и инструкциям. Мы – живые люди, с личными интересами и целями, и героев книги я пытался создать такими же. Первопроходцы, летящие в миссию, из которой может не быть возврата, должны быть романтиками, людьми эмоциональными. И это находит отражение и в их личных стремлениях. Именно это и значит быть живым.

    Что касается эволюций героев, то она идет незаметно, через череду маленьких изломов, на которых я не всегда делал акцент, свои изломы мы так же, порой, не замечаем. Они ищут свое место во вселенной и взрослеют посредством сомнений, которые постепенно находят выход. Кто-то посвящает себя детям, кто-то раскрывается как лидер, кто-то – как дипломат, а кто-то уходит с головой в науку.
  • Какую роль должна играть техника в научной фантастике?
  • Рассказ может многое оставить за скобками, но в фантастическом романе автор должен хотя бы пытаться объяснить несуществующее, апеллируя к реальной или перспективной науке. Если техника и ее проявления попросту описываются без объяснения, то это – фэнтези. И не важно, героем вашего фэнтези выступают эльфы, зомби, супергерои или пришельцы – если скелетик говорит без легких, супермен удерживает ракету вопреки второму закону Ньютона, а пришельцы имеют технологии, приводящие к невозможным вещам, – это не фантастика никоим образом. Можно сколько угодно маркировать жанр как «научная фантастика», но «переход на Варп-5» — лишь магия, пока ты, хотя бы условно, не опишешь, как именно твой Варп работает. Так что, техника и ее научная подоплека в фантастике чрезвычайно важны и должны как-то укладываться в представления о создаваемом мире. Как минимум, не противоречить им напрямую.

    В то же время, раньше я сказал, что техника в книге – лишь фон. Вспомните «ханойскую башню» — детскую пирамидку, где на стержень насаживаются кольца разного размера. Так вот, техническая составляющая фантастики – этот самый стержень. Но главное в книге – кольца, то есть, идеи и смыслы, которые автор хотел донести до читателя.
  • Насколько помогло вам образование при моделировании технических условий внеземной деятельности?
  • Я с детства интересовался наукой, восхищался астрофизикой, программированием. Закончил я механико-математический факультет МГУ с темой диплома «Эволюция орбиты низколетящего искусственного спутника Земли с солнечным парусом», поэтому я очень хорошо понимаю небесную механику. Само собой, это сильно помогало мне, ведь при написании книги приходилось читать аспекты теории струн, квантовой физики, нырять в нюансы астрофизики и астрономии. Был, к примеру, момент, когда мне пришлось «разворачивать» созвездия на небе, чтобы понять, куда же попадет Солнце при взгляде на небо с Тау Кита.

    Ко всему прочему у меня есть и опыт в программировании, в том числе – аналитике больших данных, так что описывать работу ученых-математиков было гораздо проще, я экстраполировал собственный опыт. Например, в ситуации модели «Хилл-Ланге», которая является одним из ключевых пунктов трилогии.

    Погружаться приходилось во многое. Как в простые вещи, например, в рецепты блюд из продуктов, пригодных для долгого хранения, так и в весьма сложные. Для меня сложной была биология, к примеру — хиральность и строение аминокислот. Тут образования не хватало, поэтому приходилось быть осторожнее в описаниях. Трудно быть специалистом во всём, согласитесь.

    Ну а психология была самым непростым делом. Не всем дано быть Достоевскими. Создавать живые и осмысленные образы антагонистов образование мне, увы, никак не помогало!
  • Должны ли быть фантастические злодеи окончательно "злодейскими", по самую голову (или что там у них есть) погруженными в злодейства, в коварные планы? Без вариантов "начать всё заново и с другими".
  • Зло и Добро — понятия скорее религиозные. Удобно ассоциировать близких нам с Добром, а тех, кто нам мешает — со Злом. Как в сказках, где волк, пришедший съесть козлят – несомненное зло, а не просто элемент пищевой цепочки. Социальные отношения людей и человечеств неизмеримо сложнее подобного примера, но и в них нет места Абсолюту. Даже в комиксах «Марвел» у злодеев есть рациональная история. Мы не готовы разделять их принципы, но понимаем, как они «скатились» до подобного.

    В этом смысле работа писателя в том, чтобы избежать уютного падения в этот Абсолют. Протагонисты не должны быть безгрешными. Антагонисты не должны «творить зло» просто потому, что могут. У каждого должен быть внятный мотив. Жадность. Глупость. Похоть. Зависть. Вполне понятные чувства, эмоции, состояния, обусловленные культурой, средой, воспитанием или ситуациями вроде дилеммы с трамвайными путями, когда стоит выбор «из двух зол».

    Если же обстоятельства меняются, то человек может и перестать выглядеть злодеем. Но это не он поменялся, просто теперь так выгоднее и логичнее. И, наоборот, бывает так, что загнанный в ловушку обстоятельств вполне «добрый» человек «становится злодеем».

    Принцип дикарей «Ешь, а не то съедят тебя» — результат не зла, а страшных, жестоких обстоятельств, которые не всегда можно переломить простыми словами «возлюби ближнего своего».
  • Чем можно объяснить взлёты и падения интереса к научной фантастике?
  • Думаю, что это просто связано с неким перенасыщением рынка. К примеру, в середине прошлого века был пик жанра постапокалипсис. От читателя был спрос, потому что все боялись ядерной войны. Возникали целые авторские вселенные, потом фанфики, и вот, лет за десять-двадцать рынок переполнился как удачными, так и откровенно глупыми произведениями в этом жанре. И люди устали, перестали покупать новинки.

    Автору, даже с хорошей идеей про условный метеорит, погубивший жизнь на планете, нужно было бы снова раскачать интерес, что сложно. Потому писатели, чувствуя, что тема не встречает спроса, прекратили активно ее эксплуатировать, на рынке возникла пустота, ждущая нового всплеска. В нулевых он как раз случился, сейчас снова идет на спад, читатель пресытился, ему вновь хочется чего-то иного.

    То же самое и с любым другим жанром фантастики. Например, после прочтения трилогии Лю Цысиня «Воспоминания о прошлом Земли», я был поражен уровнем ее антиутопичности, что являлось основным вектором научной фантастики лет пять-десять назад. Поэтому решил написать утопию в надежде поучаствовать в новом всплеске интереса к этому направлению. Тем более, утопии активны были в 1930-х годах, потом вернулись через сорок лет, так что снова может настать их время.

    Но, в целом, я считаю, научная фантастика никогда не отвергалась читателем, просто он менял запросы внутри жанра.
  • Каким, по-вашему, будет читатель будущего? И как он будет отличать окружающую реальность от проектируемой, описанной, отснятой, транслируемой?
  • Технологии нейросетей развиваются. Не буду сейчас касаться того, как они повлияют на литературу в целом, хотя мнение у меня есть, но они сильно изменят подход и к самому чтению. Книги будут оцифровываться прямо в видео — сел вечером, нажал кнопку, и получил сразу фильм по книге…

    Помните фильм «Матрица»? Там Морфеус говорил Нео, мол, а что есть реальность? Это реально лишь потому, что твои глаза передали сигнал в мозг об этом? Ну так сигналы могут иметь иной источник. Как отличить, что реально, а что нет? Уже сейчас идут эксперименты с дополненной реальностью, и, кажется, что скоро при чтении книги ты будешь сразу видеть картинку видеоряда по этой книге прямо в реальном времени. Где-то в мозгу будут отображаться герои и окружающая их реальность, звучать речь, и всё ровно так, как будто ты это видишь и слышишь на самом деле.

    Так как отличать реальность от придуманного, описанного, если жизнь так сильно изменится? Вспомним другой замечательный фильм — «Человек с бульвара Капуцинов». В нем ковбои стреляли по поезду на экране. Они не могли отличить его от настоящего, но в дальнейшем научились. Так и мы привыкнем разделять. Лишь иногда мы будем смотреть на кого-то и задаваться вопросом: ты реальный человек, или герой книги, которую я читаю? И, возможно, будем ожидать от людей слишком идеальных или слишком преступных поступков. Придется научиться с этим жить и не палить по белой простыне из всех стволов.
  • Чем отличаются конспирология и научная фантастика? Аудиторией?
  • Порой, конспирология может звучать как фантастика, а иногда фантастика выглядит как конспирология. Однако, это всё, чем они похожи. Какова цель конспирологии? Нет, не манипуляция людьми – это, скорее, следствие. Дело в том, что мир – чрезвычайно сложен. Миллиарды человек влияют на процессы, происходящие в нем, и мы не в состоянии постичь все эти процессы. Нам хочется видеть простую и ясную причину происходящего, которая стройно описывает всё то, что мы видим вокруг.

    Так возникает потребность в упрощении модели, сведение массы причин в один общий вектор. Иногда, чтобы этот вектор был хоть как-то похож на причину реальных событий, нужно предположить что-то настолько фантастическое, что мы пересекаем границу здравого смысла, и возникает конспирология. Увы, придумать рептилоидов гораздо проще, чем разобраться в реальности. Помните, как в старом анекдоте:

    «- Есть идеи, как выполнить план пятилетки?
    — Ну, прилетят инопланетяне, помогут достроить завод.
    — Хмм, маловероятно. Еще мысли?
    — А может все бросят пить и начнут работать?
    — Нам, товарищ, реальные возможности нужны, а вы тут фантастику сочиняете!»

    Фантастика имеет иную функцию – показывать «что было бы если», не упрощать, а, напротив, усложнять, искать возможные последствия. Для этих целей писатели, порой, придумывают скрытые рычажки в нашем прошлом или настоящем. Какие-то ружья, которые висят на сцене, чтобы выстрелить в конце второго акта. Фантаст может придумать вирус, который уничтожит 99% населения. Или вышедший из-под контроля искусственный интеллект. Но это всё не конспирология, а попытка заглянуть в завтра.
  • Что вы планируете писать дальше, будут ли эти творческие замыслы отличаться от "Согласия"?
  • Пишу я постоянно, в основном рассказы. У меня есть идеи, постоянно рождаются смыслы, и я буду пытаться облечь их в форму. В «Согласие», к примеру, я вложил мысли, которые роились у меня в голове годами до начала работы над романами. Анонсировать то, что собираюсь сделать – слишком смело для меня… Само собой, это будет другая вселенная, и в ней будут другие технические моменты, и иные смыслы.
  • Что вы читаете и смотрите из фантастики и не только?
  • Основное влияние на меня оказали книги, прочтенные в детстве. Уэллс, Жюль Верн, Хайнлайн, Азимов, Гаррисон, Артур Кларк, Шекли, Стругацкие. Еще — Желязны, Пратчетт, Берроуз. Из классики запомнились Дюма, Диккенс, Ремарк, Конан Дойл, Карл Май, Джек Лондон, Кэрролл, Свифт, Стивенсон. Само собой, хочется отметить и отечественных писателей. Булгаков, Шолохов, Чехов, Гоголь, Салтыков-Щедрин. Список огромен, у меня дома шесть шкафов с художественной литературой.

    Фантастические сериалы и фильмы я тоже люблю. Из нового хорошо зашли сериалы «Пространство» – в нем лучшая физика космического полета, «Разделение» — с отличной идеей параллельной двойной жизни одного мозга, «Засланец из космоса» с его непревзойденным чувством юмора в оценке социума и привычек землян с точки зрения пришельца. Из старого меня восхищают «Звездный крейсер «Галактика» — с его драмой и великолепной фантастикой «пути», «Звездные врата» — огромной вселенной научной фантастики и фэнтези, слитой воедино, «Вавилон-5» — умением показать людей серыми, между добром и злом.
  • Может ли современная фантастика предсказывать будущие достижения и открытия, как это было в позапрошлом веке?
  • Вернемся в «Матрицу», в сцену, где Оракул сказала: «И не переживайте из-за вазы». Нео обернулся с вопросом «Какой вазы?», задел и разбил. И на вопрос: «Как вы узнали?», получил ответ: «Потом тебя будет волновать другой вопрос – разбил бы ты эту вазу, если бы я не сказала?»

    Возникает вопрос, это фантасты предсказывают будущие достижения и открытия, или же ученые и инженеры развивают научную мысль в ту сторону, про которую они читали в книгах? Я думаю, всё же второе. Писатели «угадывают» с будущими инженерными разработками просто потому, что чувствуют полезность того или итого устройства, и понимают, на каком принципе оно могло бы в теории работать. Как именно работать – не знают, но направление всё равно понятно.

    А потом выросшие на их книгах дети задаются вопросом: а как это сделать? И кто-то, рано или поздно, находит возможность. Если она, конечно, есть, и всё еще нужна. Не забывайте, что Азимов, к примеру, предсказывал что тридцать тысяч лет спустя газеты будут печататься в автомате с персонально подобранным набором новостей, а информация будет носиться по вселенной в мини-капсулах. Он чувствовал потребность, но не смог описать наш мобильный телефон, и осознать его потребность, хотя смог предсказать анализ больших данных задолго до появления компьютеров, способных реализовать это на практике. Так что не все идеи писателей идут в производство. Иногда это радует, ведь некоторых вещей хорошо бы никогда не изобретать.

    Творческая мысль сегодняшнего дня сильно опережает текущую науку, ведь все простые вещи описаны еще до нас. Нужно в чем-то перещеголять предшественников, не одними же бластерами обходиться, так ведь? Поэтому сегодняшний писатель ставит задачи инженерам века двадцать второго, если не двадцать третьего. Поживем – увидим.
  • Что для вас самое главное в вашей трилогии? И почему?
  • Вы замечали, что в наших книгах и фильмах у героев всегда наша этика, в каком бы времени и месте они ни жили? Берут, к примеру, древний Рим, и помещают туда человека с современными чаяниями и моралью. Такой человек, во-первых, понятнее наблюдателю, во-вторых – легче обыгрывается.

    Нам трудно видеть героя в мужчине, который свою дочь принес в жертву богам, чтобы урожай был хорошим. А это – наше реальное прошлое. То же касается и будущего. Писатель создает образ галактики через тысячи лет, но мораль людей вполне себе из прошлого века, хотя даже сейчас она в чем-то кажется архаичной. А насколько другой она станет через тысячи лет под влиянием технологий, да еще и на сотнях разных планет?

    Я хотел заглянуть в это самое будущее. Просто придумать мораль грядущего – крайне сложно, поэтому писал не про далекое будущее Земли, а про встречу с представителями двух векторов развития этики. Причем оба кажутся вероятными для нас, и в этом вопрос книги – какой путь выберем мы, земляне?..
Оцените интервью
Все новости
Made on
Tilda